Средневековье от дикости к возрождению.

                                            Пик индивидуализации.

Вернемся к средневековью. После разрушения античных империй на их территориях начинают образовываться новые королевства. В сферу государственных образований входят и те территории, которые раньше были серым пятном на античных картах и представляли собой варварский мир. Впрочем, племена варваров периода краха империй — это далеко не разрозненные мелкие племена первобытного общества. Несмотря на сохранение родоплеменного устройства во многих из них, большинство племен находится на стадии протогородов. Как уже уточнялось выше, термин “протогорода” в данном случае не подразумевает только состояние развития зарождающегося города, наполовину крупного поселения, наполовину уже обретшего черты города и начальной государственности. Это скорее общее обозначение стадии развития общества между первичным объединением разрозненных первобытных племен в более крупные общественные формации, которые могут быть привязаны к формирующемуся поселению, превращающемуся в город-государство, так и оставаться союзом кочевых, полуоседлых или даже оседлых племен, и иметь разные варианты перехода от процесса формирования города до начала превращения этого процесса в формирование империи. Говоря о городах как о хорошо защищенных, укрепленных стенами крупных поселениях, которые являются административным, торговым и военным центром окрестных территорий, мы можем сказать, что у некоторых племен такие города технически существовали и были достаточно многолюдны. Хотя у других роль административного центра могло играть и небольшое поселение или временный культурно-религиозный комплекс, к которому сходились кочевья для зимовки или проведения общих праздников. Мы можем проследить различные варианты развития племенных объединений, в том числе варианты управления от выборных военных вождей и вечевого устройства самого племени до вполне соответствующего термину “монархия” короля, управляющего окрестными племенами.
Но во всех случаях имелась чёткая отличительная черта, ставящая границу между античными государствами и варварскими племенами — отсутствие экономических признаков государства. В первую очередь, это отсутствие единой торговой системы, даже вплоть до отсутствия монет как таковых, отсутствие развитой торговли, хотя торговля как внутриплеменная, так и межплеменная присутствует. Имеются купцы, профессионально занимающиеся торговлей, сезонные ярмарки и тому подобные события, но отсутствует общая экономическая система, установленная система налогов и сборов, формирующая общегосударственную казну для осуществления общегосударственных целей и задач. Централизованные сборы могут вообще отсутствовать, а общие действия ограничиваться обязательством отправки своих воинов в общие походы или проводиться в виде “наездных” сборов дани, в том числе и в виде насильственного принуждения отдельных поселений или племен к выплате. Отсутствует заметная и массовая экономическая специализация: один член племени является и воином, и земледельцем (или скотоводом), и торговцем или ремесленником по необходимости. Но могут существовать отдельные мастера, специализирующиеся на ремесле. Несмотря на остатки родоплеменного устройства и заметный след его в жизни племен, может существовать экономическое расслоение племени, обособление знати (в основном военных, стоящих рядом с вождем) и имущественное расслоение, разделившее собственность племени на собственность отдельных семей или родов. Отсутствует централизованная и профессиональная армия, военные силы построены на сборе ополченцев, управляемых небольшой группой дружинников, постоянно находящихся при вожде. Все эти признаки, а также ряд других, менее значительных, указывают на то, что мы имеем дело с формацией протогородов. В экономическом, военном плане и в плане социального устройства эта формация полностью противоположна формации античных империй и является продолжением первичной линии развития, направленной в сторону индивидуализации, а не социализации общества. Именно с такой формацией мы сталкиваемся, говоря о племенах варваров, вторгшихся на земли античных империй и подчинивших их себе.
Естественно, речь не идет о вторжении одного настолько сильного племени, чтобы оно могло сломить силы империи и завоевать ее полностью. В каждом случае мы видим пограничные стычки, грабительские набеги и противодействие расширению границ империи изначально, постепенно перерастающее в контрнаступление уже на империю. Вторжение происходит различными группами в разное время и в разных местах, постепенно ослабляя силы империи, которая к тому же может оказаться и в собственных невыгодных условиях из-за внутренних конфликтов, вспышек болезней или неурожая, ошибок полководцев или иных причин.
Как бы то ни было, угасающие империи отступают шаг за шагом, а на оставленных ими землях обосновываются пришедшие племена, основывая свои королевства. Но контакт двух различных форм устройства общества не проходит бесследно не только для империй, но и для вторгшихся племен. Завоеватели не только разрушают привычное устройство, существовавшее в империи, но рушится и их собственный привычный уклад и форма устройства общества. Одной из причин этого становится то, что на захваченных землях уходит власть империи, но остается ее население. Далеко не все жители бегут при появлении варваров, пытаясь угнаться за отступающими легионами. Зачастую новые владельцы земли достаточно лояльно настроены к местным жителям. Конечно, ситуации бывают разные. Где-то ворвавшиеся варвары устраивают резню и грабежи, где-то они оказываются приглашены для защиты границ и поселились еще под властью империи, потом отколовшись от нее и объявив свою независимость, где-то они входят как победители, противоборствующие имперским войскам, но видящие в мирных жителях новых подданных, а не потенциальных врагов. Так или иначе две системы какое-то время уживаются на одной территории, взаимно проникая друг в друга и формируя новую структуру общества. Как в любом процессе формирования, идет процесс разрушения и одной, и другой формации. С одной стороны, полное принятие имперского типа общества противоречит и отвергается племенами, пришедшими на эти земли, что-то по причине непонимания и тяги к более привычному, что-то концептуально в качестве демонстрации собственного превосходства. С другой стороны, вожди, приведшие свои народы на новые земли, видят не только недостатки того устройства, которое здесь существовало, видят и плюсы, которые могут быть выгодны и полезны уже им самим.
Разрушение античных империй ведет и к разрушению структуры протогородов завоевателей. Они сами становятся на путь строительства новых империй, как минимум, стремятся к нему. Их манит величие и слава разрушенного, они хотят уподобиться великим императорам древности, но ресурсы не те. Варвары принесли с собой дикость и примитивность, зачастую непонимание ценности того, что уничтожалось, или неспособность это сохранить, множество проблем, при которых “не до сохранения исторических памятников”, остатки родоплеменного наследия, требующие установления своих порядков, компромиссы с воинами, приводят к утрате достижений античности. Да и элементарная жадность свойственна любому народу.
Грабежи закончились. Варвары обосновываются, делят земли. Выделение земли в наследственное пользование стало способом гарантировать себе место на троне и поддержку. Причины такого подхода остаются вопросом, возможно, это разделение территории между племенами, награда за службу землей, как в Римской империи, или родоплеменные традиции. Этот принцип стал повсеместным: короли даровали земли герцогам, те – графам, а те – баронам. Шло дробление земель. Единое королевство превращалось в сообщество графств и баронств. Зарождался институт вассалитета. Короли “прикармливали” вассалов землями и привилегиями, те становились самостоятельными правителями, зависящими от сюзерена номинально. Возможно, короли видели в подданных лишь готовность сражаться, копируя принцип племенных союзов.