Стремление к абсолютизму.
Раннее Средневековье становится пиком индивидуализации, её предельным воплощением, как финальным этапом развития линии индивидуализации как таковой. Если период античных империй является отклонением в сторону социализации общества, создания общественных структур, укрупнения структур производства, объединения сельхозугодий, создания больших производственных структур на основе применения рабского труда, то раннее Средневековье полностью разрушает все принципы, установленные античными империями. Идет тотальное дробление земель с максимальной индивидуализацией управления, дробление сельского хозяйства, превращение плантаций, фазенд и вилл в мелкие участки, обрабатываемые отдельными крестьянскими семьями. На фоне всеобщего дробления и развала единственным сплачивающим звеном становится религия. Причем примерно аналогичные процессы происходят в случае организации структуры буддизма, формирования ислама, так и в случае создания и укрепления христианской церкви. Монотеистические религии вытесняют повсеместно язычество, причем зачастую крайне агрессивными методами. В среде верующих активно культивируется фанатизм. Религиозный фанатизм становится той силой, которая объединяет достаточно разрозненные индивидуализированные территории в некую общность глобальных территорий, что не мешает ведению локальных междоусобных войн и возникновению конфликтов, но становится стержнем удержания цивилизации в каком-то общем русле, позволяет поддерживать общность культуры и науки или хотя бы её подобия. Вторым объединяющим фактором является наследие античных империй, особо значимую роль оно играет в культуре Европы. Религиозный фанатизм, с одной стороны скрепляя воедино европейскую цивилизацию и не давая ей окончательно развалиться, с другой стороны несёт в себе множество негативных факторов. В частности, к этим факторам можно отнести чрезмерную увлеченность “богословием”, которое отодвигает все науки на задний план и тормозит развитие технического прогресса, скидывая Европу в ещё более глубокую пропасть дикости и невежества, вводя прямые преследования ученых, чьи научные открытия противоречат церковным постулатам и церковной трактовке Библии.
Церковь удерживает индивидуализированный мир от окончательного развала на кучки дерущихся между собой племен, но церковь хочет доминировать сама. Церковь пытается оттеснить светскую власть повсеместно. Церковная власть превозносится выше светской, благословляет светскую и может отказать в благословлении и в принятии наследуемого трона, повсеместно вмешивается в дела светской и пытается руководить ею. Церкви и монастыри зачастую оказываются богаче и влиятельнее королей. Естественно, королям это не нравится. Не нравится им и чрезмерная свобода и самостоятельность их вассалов, некоторые из которых становятся богаче и влиятельнее, сильнее в военном плане, чем их сюзерены, и сюзеренам приходится считаться со своим вассалом больше, чем с собственным мнением. Но вассалам, как и королям, не нравится превосходство церковной власти над светской. Поздняя часть раннего Средневековья превращается в ярую арену борьбы и стремления к абсолютизму. Впрочем, отголоски этой борьбы… Короли пытались укрепить свою власть как над вассалами, так и выйти из-под “опеки” церковников. Во многом процесс становления абсолютизма был схож с процессом возникновения первых империй. Пик индивидуализации сменился уклоном в сторону социализации, в частности, социализации территорий. Короли маневрировали между поддержкой со стороны церкви в укреплении своей власти над вассалами и поддержкой со стороны вассалов в укреплении своих позиций как независимых королей, над которыми не стоит религиозная власть. Впрочем, в ранние годы Средневековья короли даже не задумывались о противостоянии церкви, в подавляющем большинстве случаев видя в ней только способ укрепления собственной власти. К моменту вторжения варварских племен на территорию той же Римской Империи на её землях уже успело распространиться христианство, вытеснив языческие религии. Те германские племена, которые непосредственно контактировали с империей, тоже многие приняли христианство, так как проповедники активно проникали на их территории и вели свою деятельность. Те же, которые пришли с более отдаленных земель, но осели на захваченных территориях империи, принимали новую религию охотно и достаточно быстро. Причин для этого было много. Во-первых, для языческих представлений принять еще одного бога к существующим и воспринять веру местного захваченного населения как действительную для данной территории было нормой. Во-вторых, христианство с его призывами к смирению, покорности и непротивлению было идеальным инструментом как успокоения местного населения завоеванных территорий, так и для укрепления власти конунгов-королей. Христианство сделало много для усиления власти вчерашних вождей и превращения этой власти в полноценную монархию.
Первые шаги абсолютизма также были на руку церкви и всячески поддерживались ею. Во-первых, феодальная раздробленность раннего периода означала частые войны между раздробленными группировками, которые продолжали делить территории и выясняли вопрос превосходства и влияния на этих землях. Эти войны затрагивали и интересы церкви хотя бы по той причине, что снижали количество паствы, а следовательно, и церковные доходы. Кроме того, далеко не все рыцари и бароны были “богобоязненными”, и некоторые не гнушались грабить не только соседние деревни, но и монастыри на землях барона-конкурента. Укрепление и централизация власти снижали количество конфликтов на местах, переводя любые споры баронов в обращение к монарху на “суд”, а не в вооруженные конфликты. Во-вторых, церковь стремилась к распространению единой системы на всех территориях, которую проще было устанавливать на больших землях, чем на раздробленных и мало контролируемых участках. Да и договориться о тех или иных привилегиях и об установлении тех или иных правил проще с одним монархом, а не с десятками баронов, каждый из которых имеет собственные представления.
На первых шагах к абсолютизму короли имели поддержку своих крупных вассалов. Чем крепче общая “вертикаль власти”, тем меньше у них самих проблем с собственными вассалами. Но сам принцип абсолютизации являлся “палкой о двух концах”. Для знати всех уровней всегда возникала дилемма: с одной стороны, укрепление власти в целом и жесткая регламентация структуры власти способствовали тому, что они сами, опираясь на законы, принятые монархами, и на общее укрепление системы, решали вопросы с собственными вассалами и устанавливали свои правила на подвластных им территориях, не допуская возражений и самовольства, с другой стороны, им приходилось уступать свои вольности и принимать подчиненное положение по отношению к сюзерену. Но любому было понятно, что более крупное государство, с устоявшимися законами, с общими правилами, с общей денежной системой и с общей экономикой, опирающейся не только на натуральное хозяйство, дает больше возможностей и создает более стабильную жизнь на всей территории. Шаг за шагом монархи укрепляли свое положение, в том числе и за счет добровольного верноподданничества своих вассалов.
Наверное, одним из основных принципов построения абсолютизма стал принцип: государь — владыка всего государства, и все, кто живет в нем, — его подданные. На более ранних стадиях существовал совершенно иной принцип: вассал моего вассала — не мой вассал. Естественно, построение государства на таком принципе делало короля лишь номинальным правителем больших территорий, по факту оставляя его всего лишь наследственным вождем, имеющим право приказывать лишь небольшой группе вассалов высшего уровня, да и то если они окажутся согласными с его приказами. Такое положение делало королевскую власть слишком шаткой, а необходимость постоянно удерживать своих вассалов в подчинении и постоянные войны с соседями отодвигали все прочие дела в сторону, тормозя и без того упавшее ниже некуда развитие общества, экономики, науки.
Абсолютизм можно назвать аналогом построения античных империй, происходящим в среде большей индивидуализации территорий. В античные времена основными действующими единицами были города, между которыми шла конкурентная борьба за преобладание. Империи строились на основе подчинения одним городом другого, прилегающие территории не имели значимого деления и были частью земли, принадлежащей городу. В раннем средневековье значение городов снижается. На первое место выходят персоны, роды – дворянские фамилии. Города античности находятся в упадке, становясь ленным владением сюзерена. Индивидуализация отражается на экономике, превращая каждое владение в кучу независимых владений, объединенных военной силой сюзерена. В экономическом плане это ведет к разрушению торговли, к обособлению каждого феода, как самостоятельной единицы, существующей независимо от окружающего мира и подвергающейся больше военному, чем экономическому влиянию.
Типичный феод первичного уровня тех времен — это замок, владеющий одним-двумя, реже бо́льшим количеством крестьянских поселений. Собственно сам замок — это далеко не те каменные крепости с башнями, подъемными воротами, мостами, рвами и прочими укреплениями, которые мы привыкли подразумевать под словом “замок”. Чаще всего это просто укрепленный, может быть, обнесенный прочным забором, с парой вышек для стражников дом местного феодала. Располагался такой дом либо (реже) в одном из поселков, либо (чаще) в непосредственной близости от него, но несколько в стороне; еще реже мог стоять где-то в отдельности, в стратегически удобном месте, но в таком случае неподалеку от него все равно начинал образовываться призамковый поселок. Укрепленное жилище феодала, в котором, кроме его семьи, обитала его дружина или (реже) наемные стражники. Они контролировали крестьянские поселения, собирая с них долю урожая, выращенного крестьянами, и отбивая атаки соседних феодалов, пытающихся разграбить эти поселения-кормушки или отобрать их себе. В экономическом плане это натуральное хозяйство: крестьяне на самообеспечении и кормят феодала и его дружину. Более крупные феодалы, сюзерены более мелких, мало чем отличались от своих вассалов. Это скорее более сильный сосед, заставивший более слабых подчиняться себе и помогать ему в войнах. Получать доход с владений других вассалов он, по большому счету, не мог (за редкими исключениями), обходясь таким же натуральным хозяйством со своих собственных владений. Учитывая еще и презрительное отношение к ростовщичеству и торговле в среде дворян, мы получаем картину раннего формирования протогородов. Именно на этот уровень оказались отброшены в историческом плане жители раннего средневековья. Разница, конечно, все же имеется. Несмотря на фактическую раздробленность и экономическую самостоятельность, пусть и упавшую на самый низкий и примитивный уровень, все феоды, входя в структуру более крупных формирований, объединяющих значительные территории, — речь не идет о полной самостоятельности: как минимум, обязанностью любого феодала является служение своему сюзерену, что формирует достаточно сильные армии на уровне королевских знамен.
